Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

Затем бессильно опускаю голову на землю и закрываю глаза. Вот и все. Все. И больше ничего нет. Друзья, которые, казалось, вчера еще были. Дела, которыми был заполнен мой день. Иллюзии, развеявшиеся, как дым.

И сил нет даже на то, чтобы поднять голову и осмотреться. Только комкаю в руках обрывки юбки в бессмысленной попытке сдержать кровотечение. Не помню, зачем. Просто нужно, чтоб она не шла. И тогда, может быть… может быть…

— Лариса? — еще пробивается в мое сознание чей–то удивленный голос. — Лариса, хорошая моя, давай, надо встать.

Халдар. Ее сильные руки поднимают меня с земли. Ее неукротимая энергия заставляет меня двигаться, совершать какие–то действия, отвечать на вопросы. Своей энергии нет, мозг пытается отключиться. И через какое–то время она оставляет меня одну в моей старой комнате маленького домика коэра, затерянного посреди степей. Уложив в кровать и хорошенько укутав одеялом, купленным для меня некогда Лоу вместо старой медвежьей шкуры.

Даже взбешенный сверх меры, Лиринисэн не вышвырнул меня просто «прочь». Отвез в единственное место, все еще пригодное мне для жизни. Единственное безопасное для меня место. Потеряв все, начинаешь ценить даже это. Позаботился. Даже избавляясь.

В сон проваливаюсь почти сразу, но даже там вижу только руки. Руки, руки, руки, тянущиеся ко мне, губы, жаждущие моей крови, глаза, в которых не осталось ни капли разума. Ни капли разума нет в их глазах, но неразумной вещью для них являюсь я, и они хотят, хотят, хотят… Просыпаюсь в испарине, и понимаю, что я боюсь. Что одна мысль о том, чтоб вернуться в их лагерь вызывает безотчетный страх. Я их боюсь. Всех. Потому что узнала голос. Тот, что позвал меня из шатра. Тот, что рассказывал о зачетах «во время течки». Его владелец пытался удержать Лиринисэна от избиения приятеля. Его владелец танцевал со мной на той неудавшейся вечеринке с браслетами, и был, по словам Нинары, столь же нежным и ласковым любовником, как Фэр или Лоу.

Мархиниар. Тот, в чью «хорошесть» я верила, ведь его же рекомендовали «свои»…

Лоу прилетает под вечер. И мы долго молча сидим в гостиной, обнявшись и не зажигая свет. Он знает, что я не вернусь. Он знает, что мне незачем возвращаться. Я знаю, что он сожалеет. Он знает, что мне тоже жаль…

Я так и засыпаю там, в гостиной, на руках у Лоу. Чтобы очнуться с ним рядом в седой коэрской степи. Коэрской, да. Раз я не попала к Анхену, раз сразу в степь, значит, это сон Лоу, он уволок меня с собой. Только зачем? Мне нечего сказать ему и здесь, так же, как и там. В жизни. В моей очередной несбывшейся жизни.

Он попытался, да. Он сделал для меня все, и даже больше. Но даже коэру не превратить меня в вампира, или вампиров — в людей. А потому — нет выхода. Из этой долины, окруженной горами, из этой призрачной степи вечно седого ковыля. Под хмурым небом моей тоски.

Я поднимаюсь и ухожу. Ведь это сон, а во сне у меня есть силы. Он не идет за мной, и даже не окликает. Просто сидит на траве и смотрит мне вслед.

А я все бреду куда–то в туман, бреду, пока еще видно, куда ставить ногу. А потом туман заполняет собой весь мир, и я просто ложусь на землю и жду, когда эта ночь закончится. И тогда я вернусь в реальность. Зачем–то.

— Так ты летишь со мной перерисовывать наскальные рисунки? — спрашивает Лоу уже потом, в жизни.

— Нет, спасибо. Тебе ведь это не надо на самом деле. У тебя есть результаты съемок.

— А тебе? Разве не интересно взглянуть на них теперь, когда ты видела подлинные вещи этой культуры, когда значительно лучше представляешь себе их быт, их историю, их верования?

— Нет, прости. Я, наверно, уже насмотрелась.

Я не знаю, как ему объяснить. Для него те рисунки важны сами по себе. Они несут интересную для него информацию, возможно, скрывают нечто важное, существенное, судьбоносное… А для меня… Рассвет над степью, и оживляемые солнечными лучами картины. Мои пальцы, скользящие по выбоинам в холодных камнях, и его, скользящие вслед за моими. Надежда, расцветающая в душе, как цветок. На чудо, на сказку. Почти столь же невероятную, как встреча с давно ушедшей эпохой. Весна. И полная степь цветов.

Тюльпаны. Хрупкость и быстротечность.

Как быстро все кончилось. И ни клочочка надежд, ни единого. Мир вампиров меня не принял, мир древних людей оказался склепом, где в пепел втоптаны и все их мечты о счастливом будущем, и все мои.

Как теперь мне смотреть на те рисунки? Зачем мне смотреть на них?

Лоу улетел, как улетал из этого дома и раньше, и теперь я даже знала, куда. Я представляла, как проходит его день, я знала тех, с кем он проходит… Я пыталась вновь заполнить свое время чтением книг из его огромной библиотеки, но поняла, что просто не могу больше их читать. Там везде было одно: древние люди, древние культы, древние государства… Все, чего больше не существует, все, что рассыпалось в прах, все, что давно и навечно сметено новой реальностью, новой цивилизацией. Все, к чему больше нет и никогда не будет возврата. Все, что стало объектом их интереса, потому что оно настолько мертвое, что они его даже не жаждут.

— Ты обещала мне кое–что. Когда растает снег, помнишь? — в очередной свой визит домой Лоу нашел меня в степи, с альбомом. Я рисовала землю, покрытую паутиной трещин и высохшие стебли высоких трав, так нежно зеленевшие еще весной. Лето стояло жаркое, засушливое. Оно иссушило все.

— Не помню, — совершенно искренне ответила ему я. — Но если обещала — готова сделать.

В наших отношениях тоже что–то засохло. Или сломалось. Нечто неуловимое такое, призрачное. Он по–прежнему был мне дорог, его руки дарили тепло, а губы — покой. И он все так же нежно заключал меня в объятья, и так же страстно любил — и под тем, и под этим небом. Мы словно тонули в сексе, забывались им, уходили в него от проблем негостеприимной реальности. Будто забвение страсти могло хоть что–то решить или что–то исправить. Мы старались быть внимательней друг к другу, уступать в мелочах, предугадывать желания. Но эта старательность прежнюю близость не возвращала, как бы нам не хотелось. Мы уже не были вместе, даже крепко друг друга обнимая. Не только землю покрыли трещины.

— Ты обещала показать, где нашла свою птичку, — поясняет вампир. — Должен же я отыскать сестер той, что вновь крадет мою Лару, невзирая на время суток.

Крадет, да. Уводит, уносит. А что мне осталось еще, коль мир вновь сузился до размеров одной отдельной долины? Только сны про хозяина самой высокой вампирской башни, про полет через Бездну, про Страну Людей. То, от чего он пытался спасти меня весной, вытащив в экспедицию, вновь поглотило меня с головой, едва попытка прижиться среди вампиров провалилась с оглушающим грохотом. Эта реальность не принимала меня — и я проваливалась в иную. Где меня нет, да. Но есть те, кого я люблю… У папы сейчас, кстати, отпуск, у Варьки — каникулы, я только вчера с ними на лодке каталась под сенью густых лесов. И мы даже под дождь попали. А здесь вот… засуха…